Неточные совпадения
И, уехав домой, ни минуты не медля, чтобы не замешивать никого и все концы
в воду, сам нарядился жандармом,
оказался в усах и бакенбардах — сам черт бы не узнал. Явился
в доме, где был Чичиков, и, схвативши первую бабу, какая попалась, сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился,
в усах и с ружьем, как следует, к часовым...
Это было уже давно решено: «Бросить все
в канаву, и концы
в воду, и дело с концом». Так порешил он еще ночью,
в бреду,
в те мгновения, когда, он помнил это, несколько раз порывался встать и идти: «Поскорей, поскорей, и все выбросить». Но выбросить
оказалось очень трудно.
Он построил дом, службы и ферму, разбил сад, выкопал пруд и два колодца; но молодые деревца плохо принимались,
в пруде
воды набралось очень мало, и колодцы
оказались солонковатого вкуса.
— Ага! — и этим положил начало нового трудного дня. Он проводил гостя
в клозет, который имел право на чин ватерклозета, ибо унитаз промывался
водой из бака. Рядом с этим учреждением
оказалось не менее культурное — ванна, и
вода в ней уже была заботливо согрета.
«Один из студентов, возвращенных из Сибири, устроил здесь какие-то идиотские радения с гимназистками: гасил
в комнате огонь, заставлял капать
воду из умывальника
в медный таз и под равномерное падение капель
в темноте читал девицам эротические и мистические стишки. Этим он доводил девчонок до истерики, а недавно
оказалось, что одна из них, четырнадцати лет, беременна».
— Дочь заводчика искусственных минеральных
вод. Привлекалась к суду по делу темному: подозревали, что она отравила мужа и свекра. Около года сидела
в тюрьме, но — оправдали, — отравителем
оказался брат ее мужа, пьяница.
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль.
Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает
воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются
в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего берега, иногда за тысячу миль.
Несколько часов продолжалось это возмущение
воды при безветрии и наконец стихло. По осмотре фрегата он
оказался весь избит. Трюм был наполнен
водой, подмочившей провизию, амуницию и все частное добро офицеров и матросов. А главное, не было более руля, который, оторвавшись вместе с частью фальшкиля, проплыл,
в числе прочих обломков, мимо фрегата — «продолжать берег», по выражению адмирала.
Приближалось время хода кеты, и потому
в море перед устьем Такемы держалось множество чаек. Уже несколько дней птицы эти
в одиночку летели куда-то к югу. Потом они пропали и вот теперь неожиданно появились снова, но уже стаями. Иногда чайки разом снимались с
воды, перелетали через бар и опускались
в заводь реки. Я убил двух птиц. Это
оказались тихоокеанские клуши.
Невдалеке от нас на поверхности спокойной
воды вдруг появился какой-то предмет. Это
оказалась голова выдры, которую крестьяне
в России называют «порешней». Она имеет длинное тело (1 м 20 см), длинный хвост (40 см) и короткие ноги, круглую голову с выразительными черными глазами, темно-бурую блестящую шерсть на спине и с боков и серебристо-серую на нижней стороне шеи и на брюхе. Когда животное двигается по суше, оно сближает передние и задние ноги, отчего тело его выгибается дугою кверху.
Уровень
воды в реке на западной стороне Сихотэ-Алиня
оказался на 225 м выше, чем на восточной.
Я кликнул Дерсу и Сунцая и отправился туда узнать,
в чем дело. Это
оказался железисто-сернисто-водородный теплый ключ. Окружающая его порода красного цвета; накипь белая, известковая; температура
воды +27°С. Удэгейцам хорошо известен теплый ключ на Уленгоу как место, где всегда держатся лоси, но от русских они его тщательно скрывают.
Старик неохотно встал и вышел за мной на улицу. Кучер мой находился
в раздраженном состоянии духа: он собрался было попоить лошадей, но
воды в колодце
оказалось чрезвычайно мало, и вкус ее был нехороший, а это, как говорят кучера, первое дело… Однако при виде старика он осклабился, закивал головой и воскликнул...
Я весь ушел
в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от бивака. Вдруг
в стороне от себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это
оказался барсук. Он двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал
в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал
воду и заковылял дальше. Опять стало тихо.
Иногда с покрова выпадал снег и начинались серьезные морозы. И хотя
в большинстве случаев эти признаки зимы
оказывались непрочными, но при наступлении их сердца наши били усиленную тревогу. Мы с любопытством следили из окон, как на пруде, под надзором ключницы, дворовые женщины замакивали
в воде и замораживали ощипанную птицу, и заранее предвкушали то удовольствие, которое она доставит нам
в вареном и жареном виде
в праздничные дни.
Дело
оказалось простым: на Лубянской площади был бассейн, откуда брали
воду водовозы.
Вода шла из Мытищинского водопровода, и по мере наполнения бассейна сторож запирал краны. Когда же нужно было наполнять Челышевский пруд, то сторож крана бассейна не запирал, и
вода по трубам шла
в банный пруд.
Что такое? И спросить не у кого — ничего не вижу. Ощупываю шайку — и не нахожу ее;
оказалось, что банщик ее унес, а голова и лицо
в мыле. Кое-как протираю глаза и вижу: суматоха! Банщики побросали своих клиентов, кого с намыленной головой, кого лежащего
в мыле на лавке. Они торопятся налить из кранов шайки
водой и становятся
в две шеренги у двери
в горячую парильню, высоко над головой подняв шайки.
Кедровская дача нынешнее лето из конца
в конец кипела промысловой работой. Не было такой речки или ложка, где не желтели бы кучки взрытой земли и не чернели заброшенные шурфы, залитые
водой. Все это были разведки, а настоящих работ поставлено было пока сравнительно немного. Одни места
оказались не стоящими разработки, по малому содержанию золота, другие не были еще отведены
в полной форме, как того требовал горный устав. Работало десятка три приисков, из которых одна Богоданка прославилась своим богатством.
Рабочие очистили снег, и Кожин принялся топором рубить лед, который здесь был
в аршин. Кишкин боялся, что не осталась ли подо льдом
вода, которая затруднила бы работу
в несколько раз, но
воды не
оказалось — болото промерзло насквозь. Сейчас подо льдом начиналась смерзшаяся, как камень, земля. Здесь опять была своя выгода: земля промерзла всего четверти на две, тогда как без льда она промерзла на все два аршина. Заложив шурф, Кожин присел отдохнуть. От него пар так и валил.
Дорога до Мурмоса для Нюрочки промелькнула, как светлый, молодой сон.
В Мурмос приехали к самому обеду и остановились у каких-то родственников Парасковьи Ивановны. Из Мурмоса нужно было переехать
в лодке озеро Октыл к Еловой горе, а там уже идти тропами. И лодка, и гребцы, и проводник были приготовлены заранее.
Оказалось, что Парасковья Ивановна ужасно боялась
воды, хотя озеро и было спокойно. Переезд по озеру верст
в шесть занял с час, и Парасковья Ивановна все время охала и стонала.
Во всех сапогах
оказались булавки и иголки, пристроенные так ловко, что они впивались мне
в ладонь. Тогда я взял ковш холодной
воды и с великим удовольствием вылил ее на голову еще не проснувшегося или притворно спавшего колдуна.
В водополье
вода везде одинакова: везде мутна и холодна, и рыба, обыкновенно обитающая
в теплой сравнительно
воде, поднимается вверх до самых холодных ключей; но при возвращении назад, если случайно что-нибудь захватит ее
в таких местах, где
вода для нее еще холодна, или, наоборот, скатится она слишком низко, так что
вода для нее
окажется уже тепла, — рыба или поднимется выше, или опустится ниже, только непременно отыщет сродную ей температуру.
Леман утверждает, что 1497 года
в Хейльброке поймана была
в одном озере щука девятнадцати футов (семи аршин с лишком), и по надписи на медном кольце, на ней бывшем,
оказалось, что
в озеро сие посажена она была цесарем Фридерихом II
в 1230 году; следственно,
в сей
воде жила она двести шестьдесят семь лет.
Почти всегда, когда ребята только что входили во вкус чаепития, самовар с добродушным ехидством начинал гудеть, ворчать, и
в нём не
оказывалось воды.
Но не только небо голубело,
в нем сама
вода оказалась голубая.
Спичек у меня не
оказалось, рабочий вновь полез наверх за ними. Я остался совершенно один
в этом дальном склепе и прошел, по колено
в бурлящей
воде, шагов десять.
Оказалось, что это было больше ничего, как мужчина декольте
в женском платье, и собака, засунутая
в моржовую кожу и плавающая
в ванне с
водой.
Он ободрал лоскут бересты с молодой березки, вырезал из него круг, сложил один край и защемил его
в расщепленную березовую палочку. Получился так называемый «чуман», то есть берестяной ковшик. Пить из него
воду было, конечно, удобнее, чем черпать ее горстями. Робинзон
оказался великим искусником, хотя я и не был согласен с его самоваром, то есть с рекой Уткой.
На перевозе
оказалась посуда, большая и новая: на одну завозню поставили всех лошадей и карету; меня заперли
в нее с Парашей, опустили даже гардинки и подняли жалюзи, чтоб я не видал волнующейся
воды; но я сверх того закутал голову платком и все-таки дрожал от страха во все время переправы; дурных последствий не было.
Она наполнила мои уши, рот, нос… Крепко вцепившись руками
в верёвку, я поднимался и опускался на
воде, стукаясь головой о борт, и, вскинув чекмень на дно лодки, старался вспрыгнуть на него сам. Одно из десятка моих усилий удалось, я оседлал лодку и тотчас же увидел Шакро, который кувыркался
в воде, уцепившись обеими руками за ту же верёвку, которую я только что выпустил. Она,
оказалось, обходила всю лодку кругом, продетая
в железные кольца бортов.
Столь же неосновательными
оказались и другие рассказы о детстве Петра, например о том, как, ради его храбрости, заведен был особый Петров полк
в зеленом мундире и Петр, еще трехлетний младенец, назначен был его полковником; как Петр боялся
воды и преодолевал свою боязнь; как он, будучи десяти лет, являлся пред сонмищем раскольников и грозно препирался с ними и пр.
Конечно, у него
оказалась переломленная нога, и вот два часа мы с фельдшером возились, накладывая гипсовую повязку на мальчишку, который выл подряд два часа. Потом обедать нужно было, потом лень было бриться, хотелось что-нибудь почитать, а там приползли сумерки, затянуло дали, и я, скорбно морщась, добрился. Но так как зубчатый «Жиллет» пролежал позабытым
в мыльной
воде — на нем навеки осталась ржавенькая полосочка, как память о весенних родах у моста.
Дворецкий привел Харлова
в зеленый кабинет и тотчас побежал за кастеляншей, так как белья на постели не
оказалось. Сувенир, встретивший нас
в передней и вместе с нами вскочивший
в кабинет, немедленно принялся, с кривляньем и хохотом, вертеться около Харлова, который, слегка расставив руки и ноги,
в раздумье остановился посреди комнаты.
Вода все еще продолжала течь с него.
«Наконец, мол, дорвался!» Окончив «процедуру» ввода во владение, исправник, у которого от приближения закуски даже
вода подтекла под щеками, потер себе руки тем особенным манером, который обыкновенно предшествует «вонзанию
в себя первой рюмочки»; но
оказалось, что Мартын Петрович желал сперва отслужить молебен с водосвятием.
Наконец, ключи нашлись. Тогда
оказалось, что не хватает двух весел. Снова поднялась суматоха. Петр Дмитрич, которому наскучило шагать, прыгнул
в узкий и длинный челн, выдолбленный из тополя, и, покачнувшись, едва не упав
в воду, отчалил от берега. За ним одна за другою, при громком смехе и визге барышень, поплыли и другие лодки.
В полдень поезд останавливается у большой станции, где, по правилам, для живого груза устраивается водопой. Быкам Малахина дают пить, но быки не пьют:
вода оказывается слишком холодной…
Оказалось, что у Судака готов уже и план: пусть губернатор возьмет двух — или трехмесячный отпуск и уедет за границу на
воды на предмет поправления здоровья;
в городе все снаружи спокойно, к губернатору
в Петербурге благоволят и никакой задержки не сделают.
Порядок появления грибов бывает следующий: как только весною
окажутся проталины, то по лесным полянам и вообще по редколесью начнут появляться сморчки — сначала глухие, а потом стройки; они растут даже под снежною корою, где бежит под ней
вода; после сморчков следует промежуток времени с месяц, а при засухе и более,
в продолжение которого грибов нет никаких.
Спустя часа полтора после нашего прибытия, когда мы сидели на канах и пили чай,
в помещение вошла женщина и сообщила, что
вода в реке прибывает так быстро, что может унести все лодки. Гольды немедленно вытащили их подальше на берег. Однако этого
оказалось недостаточно. Поздно вечером и ночью еще дважды оттаскивали лодки.
Вода заполнила все протоки, все старицы реки и грозила самому жилищу.
В одном месте была большая дыра во льду. Между нижней ее кромкой и уровнем
воды в реке
оказалось расстояние около метра. Я подошел к отверстию и увидел двух чирков, мирно проплывших мимо меня. Один из них все что-то искал
в воде, а другой задержался рядом, встряхивал хвостиком и издавал звуки, похожие не то на писк, не то на кряканье.
От него пошла большая волна, которая окатила меня с головой и промочила одежду. Это
оказался огромный сивуч (морской лев). Он спал на камне, но, разбуженный приближением людей, бросился
в воду.
В это время я почувствовал под ногами ровное дно и быстро пошел к берегу. Тело горело, но мокрая одежда смерзлась
в комок и не расправлялась. Я дрожал, как
в лихорадке, и слышал
в темноте, как стрелки щелкали зубами.
В это время Ноздрин оступился и упал. Руками он нащупал на земле сухой мелкий плавник.
Со временем этот слух вполне утвердился, хотя, как
оказывается, бедная пленница содержалась
в верхних отделениях Алексеевскою равелина, куда во время наводнения
вода едва ли могла достигнуть, и умерла двумя годами раньше наводнения…
Оказывается, вскоре после моего ухода фельдшера позвали к холерному больному; он взял с собой Федора, а при Рыкове оставил Степана и только что было улегшегося спать Павла. Как я мог догадаться из неохотных ответов Степана, Павел сейчас же по уходе фельдшера снова лег спать, а с больным остался один Степан. Сам еле оправившийся, он три часа на весу продержал
в ванне обессилевшего Рыкова! Уложит больного
в постель, подольет
в ванну горячей
воды, поправит огонь под котлом и опять сажает Рыкова
в ванну.
Дали знать полиции. Та по горячим следам бросилась за графом Сандомирским, но разыскать его не могли: он как
в воду канул.
Оказалось впоследствии, что он
в этот же вечер бежал за границу.
Об отменной чести и благородстве тоже ни разговоров, ни рацей никогда не было. Ходили все по форме и вели себя по заведенному обыкновению — тонули
в оргиях и
в охлаждении души и сердца ко всему нежному, высокому и серьезному. А между тем скрытая теплота, присущая глубоким
водам, была и
оказалась на нашем мелководье.
— Правильно изволили сказать, но сами согласитесь, ведь соль — материал сырой. Мало-мальски
водой ее хватит, тотчас на утек и превращается, можно сказать,
в ничтожество. Его превосходительство Александр Иваныч об этом своевременно доносили по начальству: буря, дескать, и разлитие рек, и крушение судов. Следствие было произведено, и решение воспоследовало предать дело воле божией. А враги назначили переисследование. Тут воли-то божией и не
оказалось. Понимаете?
Атаманский челн повернулся, за ним повернули и другие и стали приставать к берегу, к намеченному Миняем месту. Невиданное прежде зрелище представилось им.
В отвесном скалистом берегу
оказалось глубокое ущелье, точно ложе высохшей реки, куда Чусовая не могла направить свои
воды, так как дно ущелья было выше уровня ее
воды и поднималось постепенно
в гору, между высоко нависшими скалами.
Никита сгинул совершенно, как
в воду канул. Его землянка
оказалась пустой,
в доме княжны Полторацкой он не появлялся,
в кабаке дяди Тимохи тоже.
Народ и полиция бросились спасать барахтавшихся
в воде франтов и вскоре они были, как
оказалось потом, благополучно вытащены, отделавшись холодным купаньем, не повредившим их здоровью.
Дела шли плохо, капиталы княгини и княжны Шестовых таяли как воск
в плавильной печи; выручало еще до сих пор бесконтрольное распоряжение имениями и капиталами князя Владимира Александровича Шестова, но и этому, как всему
в мире, предвиделся конец; и при этом еще ежеминутное ожидание появления новых и новых свидетелей прошедшего, концы которого далеко, как
оказывалось, не канули
в воду.